И возникло у меня ощущение дежавю, будто я вернулась на сорок лет назад.
Вхожу я в мастерскую, которая, как и многие частные лавочки, обустроена в парадной многоэтажного дома. Сразу при входе отгорожен уголок для приемщика или хозяина, а остальные покои сокрыты от глаз посетителя. Когда я вошла, то этот «ресепшин» был пуст, и я громко спросила: «Есть тут хозяева?».
Вышел из укрытия угрюмый мужик предпенсионного возраста и рявкнул:
«Хозяева все в Париже!». Я спросила: «А вы кто, работник?».
Он ответил: «Я – Никто, а хозяев у нас сейчас вообще нет: они все в Париже, потому что воры и жулики!». Закончив свою тираду, он все же посмотрел мой рюкзак, поковырялся с замочком, поставил его на место. Возвращает мне рюкзак и указывает, что в одном конце я сама должна подшить молнию. Я возразила, что у него ведь есть машинка, а мне несподручно толстую материю руками зашивать. В общем, уговорила взять еще и на подшивку. За все заплатила всего лишь 100 рублей.
Шла домой и раздумывала, что в нашей стране, получается, живет, не пойми кто. Работник – не работник, а Никто; хозяин не хозяин, а вор и жулик.
Допускаю, что хозяин как-то скверно обошелся с данным работником, где-то недоплатил ему. Но почему работник вылил весь негатив на меня? Может, такому грубияну и поделом, и не заслуживает он достойной оплаты?
В советское время такое обслуживание меня почти не задевало, а теперь привлекло внимание.
Journal information